Миллиардер Роман Авдеев усыновил 19 детей
Роман Авдеев родился 17 июля 1967 года в подмосковном городе Одинцово. После школы поступил в Московский энергетический институт. Со второго курса был призван в армию. Отслужил два года в стройбате. К учебе в МЭИ больше не вернулся — занялся бизнесом.
В 1989 году открыл кооператив и стал выпускать популярные тогда декодеры PAL-SECAM. Микросхемы паяли все члены семьи, включая родную тетю. В 1994 году по объявлению в газете купил Московский кредитный банк, в штате которого было 14 человек.
На сегодня, кроме банка, владеет концерном «Россиум» (в собственности земли и строительные рынки в Московской области), группой «Север-лес» (Архангельск), сельхозугодьями в Липецкой, Тамбовской и Воронежской областях. А также девелоперской компанией «Домус-финанс», которая строит жилье в Москве и ближайшем Подмосковье.
В 1994 году окончил Московский международный университет бизнеса и информационных технологий. В 1996 году — Липецкий государственный технический университет. Кандидат технических наук.
Кроме йоги, увлекается бегом, греблей, велосипедом, лыжами. В 2009 году вместе с полярником Михаилом Малаховым совершил восхождение на пик Вильсона — самую высокую точку в Антарктиде.
Вегетарианец.
Корреспондент «КП» Александр Милкус побеседовал с очень странным банкиром.
Впервые в жизни передо мной на голове стоял человек, чье состояние, по оценке журнала Forbes, в этом году составило 1,3 млрд. долларов.
…Я долго уговаривал Авдеева на интервью. Согласился на встречу Роман Иванович только потому, что его банк организовывал в столичном парке имени Горького необычный детский фестиваль «Яркие люди», и ему хотелось, чтобы на него пришли как можно больше семей.
— Роман Иванович…
— Роман…
— Знаете, воспитание не позволяет мне обращаться к солидному и влиятельному человеку только по имени… — тут оказался сбит с толку уже я. — Вы мне вот что скажите: зачем вам нужен был этот фестиваль?
— Моему банку — Московскому кредитному — 20 лет. Хотелось сделать подарок по этому поводу всем. Собрали самые интересные, необычные студии и кружки, чтобы дети и взрослые узнали — можно еще заниматься чем-то, кроме музыки и спорта. Понимаю, научить чему-то за 2 — 3 часа нельзя. Но можно заразить на всю жизнь.
У меня и в семье есть такая традиция. Когда у детей день рождения, они готовят подарки другим детям.
«ВСЕ — НАШИ»
— У вас 23 ребенка — 19 приемных и четверо своих…
— Мы не делим детей на своих и приемных. Это наши с супругой дети.
— Сколько лет назад вы взяли первого сироту?
— Десять лет назад.
— Супруга была согласна или это ваше решение?
— Если бы супруга меня не поддерживала — была бы полная ерунда. Дети должны попадать в полноценную семью. Я благодарю за такое решение мою жену Елену.
Женщине гораздо тяжелее, чем мужчине, принять в свою семью чужого ребенка. Ключевое слово тут «принять». Она это сделала. На ней лежит сильная эмоциональная материнская нагрузка. Ей даже физически нелегко перед сном всех обойти и поцеловать.
— Но у вас есть и взрослые дети. Наверное, не всех надо целовать перед сном?
— Всех, кто с нами живет.
Меня часто спрашивают: как вам удается все успевать, ведь дети отнимают столько времени? Идея в том, что ребенку нужно уделять не много времени. Но уделять его тогда, когда требуется. И чувствовать, когда ты на самом деле нужен.
— Послушав вас, кто-то скажет — ну он богатый, ему по карману содержать такую ораву.
— Безусловно. У моих детей десять воспитателей русских и четверо гувернеров из Англии. Это дело недешевое.
— Думаю, самым сложным было сделать первый шаг — взять первого ребенка. Когда это произошло, как? Обычно приемные родители говорят так: побывали в Доме малютки, увидели крошку с ангельским лицом, и сердце екнуло…
— У меня все просто. Когда я стал зарабатывать приличные деньги, появилась идея помогать сиротам. Я общался со многими детскими домами — приезжал, давал деньги. Но пришел к выводу, что такая помощь ничего не меняет: сама система детских домов порочна.
Я много раз говорил: страна, в которой растет количество детских домов, сирот, особенно социальных — тех, кто находится в интернатах при живых родителях, — будущего не имеет. Я задал себе вопрос: хочу ли я что-то сделать или мне нужно галочку поставить — мол, купил одежду детям, обстановку, сделал их жизнь чуть лучше? Ответ был понятен.
Я человек прагматичный. Если что-то делаю — хочу, чтобы это приносило результат. Выбор был в другом: готов или не готов? Вернее, моя семья готова или нет? Мы оказались готовы.
«В ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ НЕ ЛЕЗУ»
— Я все пытаюсь вывести на конкретику — чтобы вы рассказали историю первого усыновления. А вы уворачиваетесь.
— Я сознательно ухожу от ответа — это касается личной жизни детей. Про себя я говорить готов. Вот когда будут спрашивать у них — они могут рассказывать все что угодно. Только на правах того, что я — их отец, рассказывать подробности усыновления не буду.
— Как редактор отдела образования «Комсомолки», я подготовил множество материалов о судьбах сирот в России. Но до сих пор не могу даже для себя ответить на такой вопрос. После разрушительной Великой Отечественной войны было много сирот. Но такого количества детских домов не было. Жили очень бедно, но детей разбирали по семьям родственники, знакомые, чужие люди.
90-е годы были тяжелыми, но уж точно не такими разрушительными, как послевоенные. Но именно в 90-е годы произошел жуткий рост количества сирот, в первую очередь социальных. В России открыли больше 800 детдомов. Эту трагедию нельзя объяснить только лишь тяжелым материальным положением. Что произошло?
— Произошел распад личности.
— Война сплотила, а безвременье 90-х годов развратило?
— Я бы не говорил о 90-х годах. Сейчас далеко не 90-е годы. Состояние государства, экономики гораздо лучше, чем десять лет назад. А количество социальных сирот растет. Мой ответ такой: общество потеряло моральные ориентиры.
— Почему?
— Должна быть национальная идея. При коммунистах, при Советском Союзе она была. При царизме была. Сейчас национальной идеи, которая бы сплачивала общество, двигала его вперед, нет. Человек не только и не столько биологический объект, он — духовное существо. Многие рожают детей и тут же их оставляют. У них и мысли не возникает, что это плохо.
Я разговаривал с главой опеки, которая работает в органах соцзащиты 27 лет. Она рассказывала, что за эти годы только одна мама, после того как отказалась, захотела вернуть ребенка. Даже узнала, какие документы нужны. А потом все равно отказалась от этой идеи. А это большое территориальное образование, там каждый месяц по 10 — 20 человек отказников!
— Ладно, социальные институты разрушены. Но есть же материнский инстинкт, заложенный природой!
— Не действует. На мой взгляд, должны действовать законы морали. Я знаю много историй про матерей-отказниц. Каждый раз поражает одно: оставив ребенка в роддоме, они не переживают по этому поводу.
РАДИ ДЕНЕГ?
— Что, на ваш взгляд, можно сделать? Государство сейчас вкладывает деньги в детдома, пытается их реорганизовывать, укрупнять, вводит патронатное воспитание. Омбудсмены — защитники прав детей — есть в каждом регионе. А результата нет!
— Я знаю, что в некоторых регионах неплохо платили за детей, которых брали в патронатные семьи. Потом сумму уменьшили — и сирот стали массово возвращать. Есть даже такая история: мать-одиночка родила, отказалась, а бабушка пошла и усыновила. Чтобы получать деньги от государства. Ребенок остался жить в семье, где он маме своей не нужен. Мы на деньгах повернулись.
Государство делает много. Денег достаточно. Но решить проблему только финансированием в этой сфере бесполезно. Мне кажется, все лежит в вопросах образования — школьного и дошкольного.
— А какая связь? Плохо учил математику — оставил ребенка в роддоме?!
— В том и беда, что у нас критерии обучения: хорошо учил математику или нет, сколько стихотворений можешь рассказать, пишешь с ошибками или без. Эйнштейн сказал: «Образование — это то, что останется с человеком, когда он забудет все, чему его учили». Образование должно воспитывать личность, заинтересовывать, учить делать выбор. Даже на уроках математики.
Образование, на мой взгляд, — это воспитание ответственности, восприятие себя как человека, который отвечает за то, что он делает.
Когда меня спрашивают: какие цели образования и воспитания детей? Я отвечаю: чтобы они знали, что такое хорошо, что такое плохо. И необязательно, чтобы это совпадало с моими убеждениями. Чтобы они почувствовали себя человеком. Тогда включается механизм, заложенный природой. Тогда человек ведет себя как моральное существо.
МНОГИХ ОТ УСЫНОВЛЕНИЯ ОТГОВОРИЛ
— У вас 19 приемных детей. Часто я слышу объяснения, почему люди опасаются брать ребенка, — гены. Хотя ни сложная наследственность, ни инвалидность не останавливают американцев, готовых усыновлять детей из России.
— Генетику отрицать нельзя. Но это предрасположенность — прежде всего физическая, эмоциональная. Холерик, сангвиник — это заложено в генах. Но человека воспитать можно. Хотя, конечно, можно столкнуться и с ментальными проблемами.
Главное, когда человек идет на этот шаг, он должен быть готов принять ребенка. Я многих людей отговорил от усыновления, потому что они говорили: я хочу выбрать девочку лет семи, с голубыми глазами, но я боюсь, что у нее будет плохой характер. С таким настроем лучше ребенка не брать.
— А может, предложить состоятельным людям в России решить проблему сирот: взять в семью по 2 — 3 ребенка, и мы таким образом закроем детские дома?
— Глупость. Интересы ребенка должны стоять в центре. А мы ставим задачу — ликвидировать детские дома и отчитаться. Должно измениться отношение в обществе к сиротам. Должно быть и желание принять ребенка, и возможность.
— Ну у вас-то и желание, и возможность есть. Почему же у вас 19 приемных детей, а не 25 или 33?!
— Каждый раз мы взвешиваем все нюансы.
— У вас какой-то определенный детский дом, из которого вы берете детей?
— Нет. Появляется желание — оформляем документы и идем за детьми.
— Насколько я знаю, у вас самому младшему три месяца?
— Самым младшим. Их трое: Петр, Аня и Руслан. Мы стараемся брать поменьше возрастом — в месяц, два, три, четыре. Чтобы сразу начать заботиться. Период жизни с нуля до трех лет очень важен.
— Вы сразу продумываете обучение детей?
— Да, у нас есть программа, мы понимаем, кого и как хотим воспитать.
УЧИТЬСЯ ХОТЯТ В АНГЛИИ
— Роман Иванович, что, на ваш взгляд, надо изменить в российской системе образования, чтобы дети были успешными в жизни, счастливыми, здоровыми?
— Я не считаю себя экспертом в этой области. Я просто пытаюсь что-то сделать, и сделать хорошо. Хотя моя супруга преподает английский в институте. Мы обсуждали с ней, стоит ли водить детей в обычный детский сад, как быть со школой. Я считаю, что нужно водить именно в государственные учреждения. Мы растим российских детей. Они должны знать наши реалии.
Мы пытаемся воспитывать личность. Когда я детям что-то запрещаю — я не говорю, что это правильно. Говорю: я на правах старшего, на правах отца запрещаю это делать.
— И таким образом подавляете…
— Воспитание — это все равно насилие. Многие вещи ребенок сам определить не может в силу возраста.
У моих детей два языка: русский и английский. С работающими у меня англичанами мы сейчас воюем по поводу детских горшков. Мы считаем: чем раньше к ним приучать, тем лучше. Они говорят: зачем вы насилуете ребенка, для него это стресс? Если ребенок уже готов физически — должен сам себя обслуживать: кушать, убирать в своей комнате, выполнять другие обязанности. Дисциплина, режим — это важно, дети к этому привыкают.
Некоторые родители после работы утыкаются кто в телевизор, кто в компьютер. А потом жалуются на детей — не то выросло. А другие помогают с уроками, советуют детям, что почитать, гуляют с ними.
Телевизор и компьютер надо ограничивать. У нас дома только один телевизор, висит на стенке на кухне, чтобы не мешал. Зато книг много.
— Ваши дети ходят в муниципальную школу?
— Они ходят в одинцовскую школу для одаренных детей. Там обычная государственная программа.
— Кто решил, что они одаренные?
— Это название такое. Там хорошие педагоги. Мы с этой школой сотрудничаем. Слово «одаренный» мне самому не нравится. Это какой-то штамп. Мы стараемся штампы не ставить.
— Я знаю, что у вас дети еще ездят учиться в Англию…
— Они ездят тогда, когда в России каникулы. Иногда еще прихватываем по неделе. Пока это сходит с рук.
Здесь вопрос не образования, а поддерживания живого английского языка, чтобы они общались со сверстниками. Но они все хотят учиться там, потому что там интереснее. Я спрашиваю: а чем? «Ну мы тут механически учим — читаем, учим — читаем. А там прочел — учитель спрашивает, что ты понял?»
В Англии их заинтересовывают учебой. Даже если это урок математики. Ребенок мыслит. И это ему интересно. Я как-то об этом разговаривал с нашим педагогом. Он возмутился: я что, на математике буду спрашивать, что ты думаешь по поводу «дважды два — четыре»? Выучи и расскажи! А почему бы не спросить, что ребенок об этом думает?
«ХОЖУ БЕЗ ОХРАНЫ»
— Роман Иванович, вы еще и активный блогер, занимаетесь йогой. Когда все успеваете?
— Хватает времени. Йогой, например, я занимаюсь 3 — 4 раза в неделю по два часа. Для этого встаю в пять утра.
— В своем блоге вы выкладываете много личной информации — и размышления, и фотографии с митингов на Сахарова и на Болотной, даже подробную книжку про историю вашей семьи. Это очень странно. В России обычно банкиры — люди закрытые. А вы и на нашу встречу приехали на метро, без охраны…
— На метро ездить удобно — когда встреча в центре, так получается гораздо быстрее. И охраны у меня нет. Я открыт, потому что это моя жизнь. Я всегда так жил. И дальше буду так жить.
— Ну когда у вас не было большого состояния, жить такой жизнью можно было себе позволить. А теперь, когда вы на 69-м месте в русском списке «Форбс»… Не кажется, что это опасно?
— Нет, не кажется. Я публичный человек. Мне нечего скрывать.
Аккаунт агентства ХХI Век в Одноклассниках Google+, Фейсбуке, Twitter,Вконтакте
01.10.2015, 11:14